Православная газета_Протоиерей Александр Торик: «Молитва – это общение души человека с Богом»
Беседа с протоиереем Александром Ториком в прямом эфире телеканала «Союз»
– В эфире православного телеканала «Союз» программа «Беседы с батюшкой». В студии Михаил Карелин. Сегодняшний гость нашей студии – писатель, протоиерей Александр Торик.
Батюшка не раз бывал в Греции и на Святой горе Афон, он – автор таких духовных произведений, как «Димон», трилогии «Флавиан». Посему наш разговор – о православии, о монашестве, об Афоне.
Отец Александр, сколько раз вы бывали на Афоне?
– Десять. Если на то будет воля Божия, то нынешней весной планирую одиннадцатый раз там побывать.
– Хочу начать с вопроса, который задевал меня еще в детстве. Число католиков в мире превышает миллиард, мусульман приблизительно столько же, а вот православных, по различным подсчетам, всего лишь 125 – максимум 180 миллионов. Обидно как-то, ведь вот она, правильная вера, а нас, истинно верующих, так мало.
– А из 180 миллионов православных сколько монашествующих? Тоже, я думаю, процент не такой большой от общего числа исповедующих себя православными. Нас, православных, меньше, но мы передовой отряд христианства, так же, как и монахи – передовой отряд воинства Христова и Православной Церкви. Да и не так уж нас мало. Как Христос говорил: «Не бойся, малое стадо»! Так Бог нам заповедовал это Царство. И дело не в количестве, а в духоносности, я бы так сказал. И в этом значение Православия во всем мире. Вспомним беседу Бога с Авраамом, когда Господь шел испепелить Гоморру. Его Авраам спрашивал: «если столько-то праведников найдется, не испепелишь?» – «Не испепелю». У нас, скажем, сто миллионов православных, и если из этих ста миллионов миллион молятся, как следует, то есть надежда: Армагеддон будет не прямо завтра. Хотя какие-то события, как, например, в Японии, люди начинают трактовать как Апокалипсис в действии. Но есть надежда – пока православные молятся, что-то в этом мире еще изменится в позитивную сторону.
– Православному человеку стоит бояться конца света? Ведь это же Пришествие Христа в конечном итоге.
– Мною очень уважаемый Алексей Ильич Осипов очень хорошо сказал о людях, которые активно проповедуют борьбу с электронными паспортами, чипами, ИНН и так далее, что они ждут не Христа – они ждут антихриста: по их духу почему-то так получается, что антихрист в их пропагандистских материалах, в их речах занимает больше места, чем Сам Христос.
– А антихрист воцарится на три с половиной года, кажется, так?
– Не так страшен тот антихрист, который воцарится на три с половиной года, более страшен тот антихрист, который воцаряется в душе каждого человека. Вот этот, наш личный антихрист, страшен больше всего. А относительно каких-то глобальных исторических событий – есть Сам Господь, и Он Сам премудро промышляет, усматривает, и нам сильно напрягаться по этому вопросу я не вижу смысла.
– Батюшка, а каково самое принципиальное отличие, на Ваш взгляд, Православия от иных религий?
– Вы имеете в виду религии, считающие себя христианскими, или вообще религии?
– Любые – и буддизм, и католицизм, и ислам.
– Я Вас отошлю к мною достаточно часто цитируемой работе отца Андрея Кураева, это глава из его книги «Дары и анафемы», которая называется «Если Бог есть любовь». Он анализирует все основные мировые религии с такой точки зрения: есть ли там такой постулат «Бог есть любовь». И получается, что только в христианстве это содержится, а поскольку тот же Алексей Ильич Осипов говорит, что христианство есть Православие собственно, то мы – религия, в которой Бог есть любовь. Поскольку каждый человек создан по образу и подобию Божию, эта способность, эта потребность в любви заложена в душе каждого человека, и он, становясь православным по сути и по духу, ощущает ту полноту жизни в Боге, в любви, которую ощутить представители каких-то других религий просто не способны, там этого нет, – там, максимум, любовь земная, человеческая, эмоциональная, но любви в благодати, в Духе Святом, которую дает нам Господь предвкусить по мере нашего духовного созревания еще в земной жизни, ни в одной другой религии нет. Мы богаты именно любовью Божией и Божественной благодатью, и таинствами.
– В чем особенность этой любви? Самопожертвование, жертвенность – это основные характеристики, а в других религиях нет жертвенности?
– Например, те люди, которые себя взрывают с криками «аллах акбар!» и искренне считают, что это подвиг ради веры, приносят таким образом определенную жертву…
Но жертвенность – не самая суть любви, жертвенность – это определяющий показатель: любовь это или не любовь. То есть способен ли человек ради того, кого он любит, или говорит, что любит, пожертвовать чем-то своим; мы не говорим сразу – собой (лечь, скажем, на амбразуру), но хотя бы своим временем, своими привычками. Хотя бы свое бренное тело оторвать от дивана, от телевизора с банкой пива, когда жена с ребенком на руках просит снять с плиты кастрюлю с кипятящимися пеленками. Даже такая малая жертва чуть-чуть да приближает человека к Богу и чуть-чуть поливает то семечко любви, которое в каждого человека брошено. Капелька капнула, и семечко начинает набухать.
– Вы упомянули шахидов, и я вспомнил пример из вашей книги «Флавиан», где Вы говорите, что здесь принципиальное отличие в том, что шахид убивает других, жертвует другими людьми, а в Православии человек жертвует собой.
– Да, и это не мной сказано, сейчас я, к сожалению, не вспомню, кто именно сказал эту фразу: одно из основных отличий ислама от христианства в том, что мусульмане многие радостно готовы за свою веру убивать, а настоящие христиане так же радостно готовы за свою веру умирать.
– Батюшка, вера предполагает привнесение в свою жизнь духовности. Что такое духовная жизнь сегодня, ее можно сравнивать с установлениями духовной жизни наших предков?
– Духовная жизнь, как сказано о Боге, «вчера и днесь, Той же и вовеки»: поскольку суть духовной жизни в общении с Богом, то она и сегодня, как две тысячи лет назад, точно такая же, и разницы совершенно никакой нет. Если есть общение с Богом – есть духовная жизнь; если его нет, духовной жизни нет.
Так же, как и молитва. Что такое молитва? Это общение души человека с Богом, причем общение взаимное. Опыт монашества, в частности, афонского, очень хорошо показывает, что настоящая молитва начинается, когда человек искренне, от всего сердца, обратившись к Богу, вложив силу своей души в слова молитвы, чувствует ответ, слышит этот ответ. Он приходит обязательно – у всех по-разному, но обязательно приходит. И вот с этого момента и начинается духовная жизнь. Она есть в Духе, когда Дух Божий касается сердца человека и человек понимает, что это именно то, что делает его счастливым.
– Как понять, что идет общение именно с Духом Божиим? Как себя обезопасить от ошибки?
– Слава Богу, Церковь за две тысячи лет своей жизни накопила огромное богатство Священного Предания, очень много и святоотеческих творений. Грамотный человек всегда может там найти для себя много подсказок, по которым можно ориентироваться.
Конечно, очень важно понять, что невозможна духовная жизнь без участия в жизни Церкви, которое подразумевает пастырское окормление. И если человеку повезло с добрым пастырем, его духовная жизнь более защищена от духовного уклонения в прелесть, самомнение и так далее, чем жизнь человека, пытающегося как-то вне Церкви, вне традиций православных, самостоятельно строить свои взаимоотношения с Богом. Не факт, что такой человек не сможет спастись, но Церковь, традиции и то богатство, которые есть у Православия, даны именно для того, чтобы человек уверенно шел к Богу.
– Как Вы считаете, в России сейчас есть старцы, или время духоносных старцев прошло?
– Не знаю, честно. Те, кого я знал, умерли. Мне периодически кто-нибудь из знакомых говорит: старец такой-то появился. Мне даже показывали прайслист одной паломнической службы, где маршрут выстроен с учетом заезда к благодатному старцу за откровением, за благословением. Это один из пунктов программы – «благословение прозорливого старца».
По крайней мере, мне приходилось встречать за более чем тридцатилетнюю церковную жизнь немало людей очень высокой духовной жизни и у нас в России, и в Греции на Афоне.
– Но в понятие старчества вкладывают не только уровень духовной жизни, но еще и прозорливость, чудотворение?
– Кто такой старец? Вот батюшку Серафима Саровского еще до его канонизации называли – Саровский старец Серафим. Или называли Оптинских монахов старцами еще до их прославления. То есть в русское понятие «старец» обязательно входит духоносность, такой человек является носителем благодатных даров Святого Духа, проявляющегося в виде окормления Духом Божиим. Так что именно действием Духа Божиего через старца происходили явления прозорливости, исцеления и так далее.
На Афоне же есть два термина. Тот, кого «старцем» называют у нас в России, там «авва», а «геронда», то есть собственно «старец», – любой духовник, имеющий духовных чад.
Нужно понимать, что в наше понятие старчества входят не только дары прозорливости и исцеления, суть старчества – именно способность вести человеческие души к Богу, давать духовные советы и наставления Духом Божиим. Человек может быть прозорливым, но не быть старцем, может иметь дар исцеления, но не быть старцем. Как раньше на Руси говорили: «Свят, да не искусен» – может молитвой воспламенить море, но на духовные вопросы не может ответить.
– Нужно ли мирянину окормляться у старца, да и полезно ли? У нас же сейчас, простите за слово, модно найти себе старца в духовные руководители.
– Если бы мы жили в Греции, я бы сказал: да, конечно. Потому что «геронда», духовный наставник, нужен каждому христианину. А старец, благодатный святой человек, далеко не каждому нужен. У нас есть серьезные духовные авторитеты, но люди одолевают их порой ерундовыми вопросами. Типа: батюшка, козу какую покупать – комолую или рогатую? Представляете, если каждого академика, профессора будут вызывать на дом больные с насморком? Для этого есть участковый терапевт. Точно так же должны быть грамотные, опытные, специально на то благословленные своим архиереем, как в Греции до сих пор это традиция, духовники. Не каждый священник может и должен быть духовником. В Греции только священник, по-моему, не моложе сорока лет, который за приличный срок служения зарекомендовал себя человеком высокой духовной жизни, получает от архиерея специальную грамоту на поставление его в духовники.
Как у нас часто бывает: 21 год, семинарист, постригли его в монахи, положили в священники, он выходит и начинает окормлять 50-60-летних людей, которые имеют уже лет сорок опыта церковной жизни. А он считает, что должен быть их духовником. Это совсем не обязательно. Можно с чистой совестью сказать: «В таком-то монастыре есть схиархимандрит, архимандрит или игумен, съездите к нему с вашим вопросом, а я, извините, только помолюсь за вас». Это будет честно и спасительно для него самого.
Потому что бесы очень любят не имеющих благодати старчества «разводить», как сейчас говорят, на старческое поведение. Особенно когда восторженные прихожане приходят в храмы и говорят: «Батюшка, по вашей молитве у меня исцелился ребенок…», «батюшка, вот вы там что-то сказали, и оно сбылось…». И тут же информация пошла, и сразу ореол старца. А батюшке слышать-то это приятно, с бесом тщеславия вообще бороться трудно. И он начинает подыгрывать.
– Почему же в наше время настоящих старцев мало – не нужны, поэтому Господом и не посылаются?
– Это вопрос ко Господу. Он знает, когда, кому, в какое время, какому народу старца или правителя, провидца или пророка послать, и посылает.
– Старца, выходит, вообще не нужно искать? Если это будет Богу угодно, значит, Он Сам пошлет его человеку?
– Однозначно. Надо иметь своего духовника, очень хорошо, если это приходский священник, который, видя твои проблемы, если сочтет необходимым, сам посоветует съездить к тому или иному батюшке.
– Отец Александр, старцы Древней Церкви, да и более близких нам времен, отличались любовью к отшельничеству. Сейчас есть такое?
– Есть, конечно, и на Афоне, и у нас достаточно много. Потому что собственно отшельничество – это финальный этап пути христианского совершенства. Преимущественно он реализуется в монашестве, конечно, хотя были и есть люди, живущие в миру, которые по высоте своей духовной жизни являются отшельниками. Собственно, суть отшельничества – в клети сердца, когда появляется внутренняя пустыня. Господь Сам говорит: когда хочешь молиться, войди в клеть твою, в келью твою, затвори дверь, там один на один поговори с Богом.
Потому что можно уйти в пустыню, можно на Афоне забиться в пещеру, а жить мирской жизнью. Гораздо труднее в бурном современном мире, в своей внутренней пустыне, в своем сердце быть отшельником в Боге. Хотя, конечно же, это удел немногих подвижников. А вот многие Афонские монахи по мере прохождения жизни в киновии и в общежительном монастыре, конечно, тяготеют к переходу в небольшие скиты и кельи, где находится от двух до пяти монахов. А те из них, кто начинает тяготиться даже таким малочисленным общением, удаляются в одиночные кельи или пещерки.
Когда человек настолько возлюбил свое общение с Богом, и настолько оно доставляет радость и счастье его сердцу, что он старается отринуть все, что препятствует ему в этом общении, тогда он выбирает отшельничество
В России я знаю три или четыре монастыря, которые кроме основного монастыря имеют такие отшельнические скиты для уединенной молитвы, куда удаляются монахи, ищущие уединения и углубления молитвенной работы.
– Батюшка, а на Афоне много русских монахов?
– Достаточно много, причем не только в русском монастыре. Практически во всех греческих монастырях сейчас есть по нескольку русских монахов. Поскольку, к сожалению, процесс омертвления идет не только у нас, но и в Греции, там все меньше и меньше молодых людей избирают путь монашеской жизни и приходят на Афон. Как мне говорили греки, молодые люди, которые приходят в монашество из Афин или Салоников – это государственные культурные и бизнес-столицы – очень редко больше года остаются. Обычно они возвращаются в мир, потому что настолько уже привыкли к какой-то увеселительной жизни, что даже пребывание в прибрежных обустроенных монастырях становится для них непосильной тяготой. Уже не говоря про более удаленные скиты, где жизнь более суровая. В связи с тем, что меньше стало приходить своих молодых людей, они стали принимать монахов других национальностей, и я знаю немало русских монахов, которые есть сейчас в греческих монастырях.
– Что отличает русских монахов от монахов других Православных Церквей, если, конечно, есть отличия?
– Только национальный менталитет, больше ничего. Монах он и есть монах, такой особенный христианский «спецназ». Суть монашеской жизни везде одна и та же. Я, конечно, могу сравнивать монахов только русских и греческих, но мне довелось побывать в Болгарии – в Рыльском и Рожском монастырях. Было очень мало времени составить свое представление о болгарском монашестве; я просто очень расстроился, когда узнал, что на всю Болгарию было всего 45 монахов. Это очень грустно, потому что количество монашествующих, то есть людей, ищущих духовного совершенства, свидетельствует и о духовном состоянии общества конкретной страны и конкретной нации.
Есть, конечно, различные молитвенные школы. Скажем, традиция русской школы Иисусовой молитвы отличается от греческой традиции, и у нас есть известные русские богословы, которые не признают греческую традицию молитвенного делания, считая, что это путь в прелесть, и вообще все греческие старцы просто в прелести глубокой пребывают. Но это не так. Копать землю лопатой или каким-то там азиатским кетменем, – это не суть важно, важен результат, качество вскапывания земли. Так и практика греческой молитвы Иисусовой от русской практики отличается, но в равной степени, при правильном устроении души человека и направленности, они приносят одинаковые плоды. И там были и есть носители благодати Божией, приобретенной посредством Иисусовой молитвы, и у нас тоже.
– Неужели Иисусова молитва может принести вред при ее неправильном произношении?
– Не только Иисусова молитва, но и любая другая молитва может принести вред. Вот была Неделя мытаря и фарисея, на которой мы видели пример двух молитв. Молитва фарисея была напыщенная, себялюбивая: Господи, ведь я такой хороший, я понимаю, что Ты поучаствовал в моей жизни, и за это Тебе спасибо. А другая молитва была мытаря, который от осознания своего состояния греховного не смел даже очи поднять на небо и молился: «Боже, милостив будь ко мне, грешному» – это та же Иисусова молитва, только мытарь еще не знал имени Иисуса Христа, поэтому говорил просто: «Боже, милостив будь ко мне, грешному», а мы говорим: «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешного».
Да и самая главная наша молитва церковная из двух слов состоит: «Господи, помилуй!», в церкви часто употребляемая: «Миром Господу помолимся» – «Господи, помилуй». Если вдуматься, эта молитва о чем говорит? Человек осознает себя настолько пораженным грехом, что чувствует себя как преступник, который совершил тяжкое преступление и судом осужден, скажем, к расстрелу. Он подает апелляцию в Верховный Суд. Там посмотрели, факт имел место быть, Уголовный кодекс, статья такая-то… Расстрел. Все, куда деваться? Но даже в миру есть Комитет по помилованию, который становится над законом. То есть по закону полагается смерть, а Комитет объявляет о помиловании по каким-то причинам.
Так и человек, обращающийся к Богу со словами: «Господи, помилуй!», должен осознавать, что повинен в преступлении и рассчитывает только на милость Божию: только на помилование. И он понимает, как тот разбойник на кресте: «Достойно по делам моим приемлю, но вспомни обо мне, Господи, в Царствии Твоем». Вот в этом суть любой молитвенной практики, и с этого всегда нужно начинать. Если этого духа в молитве нет, молитва молитвой никогда не станет.
– Мне всегда было очень интересно узнать, как причащаются священники и как они готовятся к Причастию…
– Это зависит от традиций. В России своя традиция, в других странах свои. Нужно просто открыть «Служебник», там в конце есть «Известие учительное», инструкция священнику, общепринятая с XVIII века, которая Синодально закреплена. Малое повечерие, три канона, акафист, канон ко Святому Причащению, потом утренние молитвы. То есть все то же самое, что и у мирянина. И еще традиция есть: если священник служащий, то есть сам совершает Литургию, он еще к этому правилу добавляет молитву Амвросия Медиоланского, которая находится в служебниках священнических. Это именно молитва иерея, готовящего совершать Божественную литургию. Но это стандартное правило. А на практике, конечно, оно может иметь разные градации.
– Я не об этом хотел спросить: мирянам положено поститься, скажем, от суток и до трех, как благословит духовник, а священники постятся перед Причастием?
– Нет, священники не постятся перед Причастием, и относительно того, что мирянам положено – это тоже практика только российская, и только практика послепетровских времен, потому что нигде в церковном Уставе нет специального поста перед Причастием. Эта практика возникла, насколько я знаю, именно у нас, а в Греции, Болгарии и других православных странах этого поста нет, как нет и обязательной Исповеди перед Причастием. Практически именно традиционная подготовка к участию в таинстве Евхаристии – Причащения у нас сохранилась только у священников как раз. То есть священники исповедуются по потребности души, но раз в год есть общеепархиальная Исповедь, где каждый священник в обязательном порядке должен исповедаться епархиальным духовникам, назначенным архиереем. А так, в течение года, если где-то согрешил, душу тянет – он идет к своему духовнику и исповедуется.
Хотя, в конечном итоге, не количество вычитанных канонов, дней, которые человек постился, определяют степень готовности человека соединиться с Христом в таинстве Причащения, а именно состояние души, духа. В истории Церкви были такие примеры: человек вычитывает все каноны, постится целую неделю, вычитает три правила и подходит к Чаше в таком состоянии духа, что какой-нибудь прозорливый блаженный видит, как некая сила, выйдя из Чаши, выхватывает Святые Дары из рта причащающегося.
И, наоборот, бывает, что, может быть, человек по причине загруженности, нездоровья, не успев ничего вычитать, и уже в храме, стоя в очередь к Чаше, так помолится Богу, что за одну минуту он будет со Христом. Как в церкви поется: «Во едином часе рая сподобил». Так и человек может настолько открыть сердце и так обратиться к Богу, что стать достойным причаститься он может за считанные минуты или секунды.
Поэтому и афонская практика такая, что в большинстве монастырей там братия причащается четыре раза в неделю – среда, пятница, суббота, воскресенье, кто-то чаще, это уже как духовник благословит, исповедуются по потребности души. У них же еще, кроме Исповеди, на которой человек кается в грехах и получает разрешение, есть такой старческий совет. Это определенное духовное руководство. Более того, старцами могут быть не обязательно священники, это может быть просто опытный монах, который руководит молодых иноков в духовной жизни.
Если пронаблюдать исторически, откуда эта практика возникла, то становится понятно, почему царским указом Петра I были введены обязательно раз в год Причащение и Исповедь, потом Синод это закрепил: самим Петром развращенное, общество настолько уклонилось от Бога, от церковной жизни, настолько погрязло в кощунстве, что нужно было принимать какие-то меры.
Мне один человек пару лет назад принес журнал «Отечественные записки», и там были напечатаны тексты, использовавшиеся на этих всешутейских, всепьянейших соборах. Мы читаем у Алексея Толстого в романе о Петре I и думаем: милая шутка, царь-батюшка развлекается. Но когда я почитал эти тексты, у меня волосы встали дыбом. Во-первых, сплошное сквернословие. Даже все имена, которые себе давали сам царь и члены собора – просто матерные. Там такое кощунство было, такое надругательство над Церковью, что, естественно, люди, участвовавшие в этом, как-нибудь серьезно относиться к церковной жизни не могли. А те, кто сам не принимал в этом участии, но об этом слышали, они, конечно, ужасались, и говорили, что царь Петр – это антихрист, потому что такое творить может только антихрист.
Поэтому дошло до того, что было введено правило, чтобы один раз в год человек, просто чтобы оставаться православным христианином, должен был причаститься и исповедоваться. Были введены исповедальные книги на приходах, которые тогда исполняли функции загсов. И когда мирянин исповедовался у священника, тот ему давал медный жетон, он с этим жетоном шел к диакону или старосте, и тот уже вписывал в журнал, что Петров или Иванов на год остается православным христианином. Но были случаи, когда люди не хотели идти в храм, а нанимали какого-то бродяжку, давали ему пять копеек, и тот шел в храм на Исповедь за Ивана Петрова. И при таких условиях вполне понятно введение трех постных дней перед тем, как исповедаться и причаститься, потому что большинство не постилось весь год, не постилось даже во время Великого поста.
А если человек живет нормальной полноценной церковной духовной жизнью, имеет духовника, каждое воскресенье бывает в храме, то не причащаться ему как минимум после воскресной Божественной литургии просто странно.
– В завершение программы хотелось бы мне получить от Вас совет – как полезно молиться и о чем? Какой должна быть молитва, нужно ли просить каких-то конкретных вещей, в чем испытываешь нужду, или просить только о спасении?
– В Евангелии ответы на все эти вопросы есть. Когда ученики просили Господа Иисуса Христа научить их молиться, Он говорил: не молитесь многословно. Они говорили: мы простые рыбаки, научи нас. И Он дал молитву «Отче наш». Это – Господня молитва, там есть все прошения. Можно молиться Иисусовой молитвой, можно просто просить: «Господи, помилуй!». Самые высокие молитвенники и подвижники вообще молятся без слов, слова перестают быть необходимостью для контакта с Богом.
Но на разном уровне вхождения человека в практику церковной жизни молитва должна быть разная. Для начинающих могу порекомендовать мою книжицу «Воцерковление», которая достаточно широко издается, сейчас подготовлено новое издание, с пошаговой памяткой, как приступать ко всем таинствам. Я и во «Флавиане» об этом писал. Самое главное – молитва должна начинаться с ее осознания, человек должен понимать смысл слов, которые произносит.
– Отец Александр, я благодарю Вас за чудесную беседу, благословите наших телезрителей.
– Мир всем и помощи Божией во всех ваших делах и начинаниях.
Источник: Православная газета г. Екатеринбург, выпуск № 16 (624)